Архангельский писатель писахов. Степан григорьевич писахов

ВНЕКЛАССНОЕ МЕРОПРИЯТИЕ ПО ТВОРЧЕСТВУ С.Г. ПИСАХОВА.

Для обучающихся 5-6 классов

«В ГОСТЯХ У ПИСАХОВА».

Силинская Наталья Васильевна, учитель русского языка и литературы филиала МБОУ « Кехотская СШ» « Нижне –Койдокурская ОШ»

ЦЕЛЬ: - прививать учащимся интерес к чтению художественных

произведений;

Формировать нравственные качества через литературу и культуру

родного края.

ЗАДАЧИ: - обратиться к творчеству одного из самобытных северных

писателей;

- помочь увидеть (наглядно показать) живую связь сказок

Писахова с народными, их языковые и художественные

особенности;

Развивать самостоятельную творческую деятельность учащихся.

ОФОРМЛЕНИЕ ДОСКИ:

    Портрет С.Г. Писахова.

    Иллюстрации к сказкам (работы учащихся).

    Высказывания о Писахове и его творчестве:

«Добрый архангельский колдун» (С. Маршак)

«Северный волшебник слова» (Ю.Казаков)

« Он был поистине поэтической душой Севера»

(Вл. Лидин)

ОФОРМЛЕНИЕ СЦЕНЫ:

    Стол, на котором самовар, чайные приборы, блюдо с калачами, пирог с северными ягодами, ваза с вареньем из морошки.

    Сундук, в котором элементы русских народных костюмов.

    Макет русской печки.

    Ухват, чугунок.

    Домотканый половик.

ХОД МЕРОПРИЯТИЯ.

Все участники праздника занимают свои места: жюри и члены команд садятся за столы, зрители – болельщики рассаживаются в зале.

СЕНЯ МАЛИНА (ученик – старшеклассник) допивает чай, встаёт из-за стола, выходит на середину и рассказывает сказку С.Г.Писахова « Не любо – не слушай»(отрывки):

Про наш архангельский край столько всякой неправды да напраслины говорят, что придумал я сказать всё, как есть у нас. Всю сущу правду, что ни скажу – всё правда. Кругом земляки, соврать не дадут. К примеру, река наша Двина в узком месте тридцать пять вёрст, а в широком – шире моря…

У нас летом солнце –то не закатывается: ему на одном месте стоять скучно, ну, оно и крутит по небу.

Морошка крупна, ягоды по три фунта и боле…

Сёмга да треска сами ловятся, сами потрошатся, сами солятся, сами в бочки ложатся.

Народ у нас добрый…

К Сене Малине подходит ведущий и задаёт вопрос школьникам:

Ребята, а кто это такой?

Какую сказку сказывал вам сейчас Сеня Малина?

Сеня Малина уходит.

Ведущий: Сегодня мы с вами собрались для того, чтобы поговорить о замечательных сказках С.Г.Писахова – «северного волшебника слова», как назвал Писахова Ю. Казаков, «доброго архангельского колдуна», как назвал Степана Григорьевича С. Маршак. Работа с произведениями сказочника пройдёт в форме игры. В ходе её вы покажете знания сказок, умение находить черты русской народной сказки и сказки литературной, понаблюдаете за художественными и языковыми особенностями произведений, проявите свои творческие способности.

Оценивать работу команд и участие болельщиков будет жюри (представление жюри; выдать критерии оценок)

Итак, отправимся в гости к Писахову – сказочнику.

Ведущий: Первое испытание командам – дать название команде, представить всех участников, выбрать капитанов. Не забывайте, что речь сегодня идёт о сказочном творчестве Писахова. Включите воображение, используйте названия сказок, сказочных персонажей.

(на выполнение задания отводится 5 минут)

Пока команды готовятся, проводится викторина для болельщиков по творчеству С.Г. Писахова. Жюри выделяет самых активных зрителей.

Назовите адрес Писахова в Архангельске (Поморская,27 ).

Кем был отец сказочника? (Еврей по национальности, ювелир ).

Как Писахову удалось заработать деньги для поступления в Казанский университет? (Всё лето складывал доски и подметал мусор на одном из лесозаводов).

Почему Писахову не удалось получить художественное образование?(За участие в студенческих волнениях его исключили из училища и лишили права вообще получать художественное образование где бы то ни было).

Сколько лет было Писахову, когда он признался, что пишет сказки?(14).

Кто и что повлияло на творчество сказочника?(Дедушка Леонтий; встреча с крестьянином Семёном Кривоноговым, жителем деревни Уйма).

Где работал Писахов, живя в Архангельске?(В гимназии №3 учителем рисования; в школе для детей с умственными отклонениями).

Ведущий: Испытания для болельщиков не закончились. Им ещё предстоит показать знания сказок С.Г.Писахова.

Итак, представление команд.

(Оценки жюри).

Ведущий: Капитаны команд определены. Подойдите, пожалуйста, ко мне и возьмите задания для конкурса капитанов. Вам необходимо поработать со сказкой Писахова и определить в ней черты народной и литературной.

(Капитаны садятся за отдельные столы. Работают 5 минут)

Ведущий: А пока капитаны готовятся, «Разминка» для членов команд.На столах у вас сигнальные карточки. Ими вы воспользуетесь, когда будете готовы дать ответ на задание. Я предлагаю вашему вниманию начало названия сказки, вы должны его закончить:

    «Северно…»( сияние)

    « Звёздный…»( дождь)

    «Баня…»( в море)

    «Сахарна…»( редька)

    «Собака…»( Розка)

    « Поросёнок…»( из пирога убежал)

    « Громка…»( мода)

    «Царь…»( в поход собрался)

    «Как поп…»( работницу нанимал)

    «Пирог…»( с зубаткой)

Ведущий: Попросим жюри подвести итоги первого конкурса и разминки.

(выступление жюри).

А сейчас конкурс капитанов. Им была предложена сказка «Пирог с зубаткой». Попросим Сеню Малину прочитать сказку!

(Звучит сказка)

Ведущий: Слово капитанам! Члены команд могут дополнить ответы своих капитанов. Жюри учтёт ваши дополнения.

Черты народной сказки : небольшая по объёму,социально – бытовая, герои – бабка и дед, юмористическая, гиперболична.

Черты литературной сказки: особенный язык сказки, северный диалект(диалектизмы, фонетические особенности), изменена традиционная концовка сказки.

Ведущий: Просим жюри подвести итоги конкурса капитанов и назвать общий счёт.

Итак, впереди у нас ещё два испытания. Вы сейчас,ребята, правильно указали на такую особенность сказок Писахова, как особый язык. Сейчас мы поработаем с диалектной лексикой сказок Степана Григорьевича и выясним, насколько хорошо вы знаете значение диалектных слов. Принимают участие в этом состязании и болельщики, но только в том случае, если члены команд неверно ответят.

(Командам и болельщикам раздаются листки, на которых в одной колонке диалектизмы, в другой - их толкование, но не по порядку. Необходимо соединить диалект и его правильное толкование. Та команда, которая справится быстрее, поднимает синюю карточку).

Подволока чердак

Паужна застолье между обедом и ужином

Вышоркала деревянный настил за печью и стеной в избе

Полати в шутку

Рыбник расписные сани

Порато вытерла, протёрла

Взаболь очень

Розвальни праздник с большим количеством людей

Гостьба пирог с рыбой, треской

Шаньги плюшки с картофельной начинкой

Ведущий: Итак, что у вас получилось? Слово команде, первой справившейся с заданием.

(Жюри подводит итоги конкурса, называет общий счёт. Отмечает активных болельщиков).

Ведущий: Остался последний этап нашей игры – домашнее задание. Командам было предложено приготовить инсценировку сказки С.Г.Писахова.

1 команде – « Лень да Отеть»

2 команде – «Подруженьки»

Ребята покажут нам свои творческие способности, умение понимать авторскую позицию, использовать особенности северной народной речи.

(Команды готовятся, пользуясь «волшебным сундучком»).

Ведущий: Ну что, зрители, последний конкурс для вас. Узнайте сказку Писахова по её строчкам. Проведёт конкурс Сеня Малина.

    « Бабы да девки с бани дёргают, а робята с заборов. Надёргают эки охапки! Оно что – дёрнешь, вниз головой опрокинешь – потухнет, мы пучками свяжем, на подволоку повесим, и висит на подволоке, не сохнет, не дохнет…»(«Северно сияние»)

    «Да ведь слово не воробей, выпустишь – не поймаешь, а песня,что соловей, прозвенит – и вся тут. К нам письма слали и заказны, и просты, и доплатны…» « Пойте больше, песни заказывам, пароходы готовим…» («Морожены песни»)

    « Я разбежался, в вагоны толкнулся да так поддал, что вагоны догонили – таки поезд, и у той самой станции, где им отцепляться надобно. Покеда бегал, вагоны толкал, зубна боль из ума выпала, зубы болеть перестали».(«Сахарна редька»)

    « Мы три зимы щуку ели.Я в городу пять бочек солёной щуки продал. Вот пирог на столе, думаешь, с треской?»(«Собака Розка»)

    « Сама перестарок, а идёт фасонисто, как таракан по горячей печи. Голос у неё такой пронзительной силы, что страсть!»(«Перепилиха»)

    «Посмотри на старопрежних картинках, в прежних журналах, увидишь, каки широки юбки носили. Под юбками малы ребятишки хороводы водили»(«Громка мода»)

Жюри оценивает болельщиков.Подводит результаты. Сеня Малина обращает внимание на иллюстрации к сказкам С.Г.Писахова, которые вывешены на доске. Вручает грамоты всем, кто принял участие в выставке.

Сеня Малина награждает победителей - болельщиков – дарит книгу «Сказки Писахова».

Ведущий: Пришло время посмотреть инсценировки. Первой выступает команда, заработавшая большее количество баллов.

Выступления команд.

Подведение итогов. Слово жюри. Команда – победитель получает грамоту. Каждая команда получает пирог с ягодами. Вручает пироги Сеня Малина и приглашает всех участников к столу:

Мы сейчас посмотрели, как пьют чай «подруженьки» Писахова. Ругаться мы не будем, как героини сказки, но чаю попьём. Прошу всех к столу!

СТЕПАН ПИСАХОВ И СЕМЁН МАЛИНА

Очень своеобычной и примечательной фигурой среди архангельских писателей был Степан Писахов. Впрочем, был он не только писателем, но и сказочником, и живописцем, и путешественником.

Чтобы сразу дать представление о том, каков Степан Писахов, приведу одну его небольшую сказку «Как поп работницу нанимал»:

«Тебе, девка, житьё у меня будет лёхкое, - не столько работать, сколько отдыхать будешь!

Утром станешь, ну, как подобат, до свету. Избу вымоешь, двор уберёшь, коров подоишь, на поскотину выпустишь, в хлеву приберёшь и - опи-отдыхай!

Завтрак состряпашь, самовар согреешь, нас с матушкой завтраком накормишь и - спи-отдыхай!

В поле поработашь али в огороде пополешь, коли зимой - за дровами али за сеном съездишь и - спи-отдыхай!

Обед сваришь, пирогов напечёшь, мы с матушкой обедать сядем, а ты - спи-отдыхай!

После обеда посуду вымоешь, избу приберёшь и - спи-отдыхай!

Коли время подходяче, в лес по ягоду, по грибы сходишь, али матушка в город спосылат, дак сбегашь. До городу - рукой подать, и восьми вёрст не будет, а потом - спи-отдыхай!

Из «города прибежишь, самовар поставишь. Мы с матушкой чай станем пить, а ты - спи-отдыхай!

Вечером коров встретишь, подоишь, корм задашь и - спи-отдыхай!

Ужну сваришь, мы с матушкой съедим, а ты - спи-отдыхай!

Воды наносишь, дров наколешь - ето к завтрему, и - спи-отдыхай!

Постели наладишь, нас с матушкой спать повалишь. А ты, девка, день-деньской проспишь-проотдыхашь - во што ночь-то будешь спать?

Ночью попредёшь, поткёшь, повышивашь, пошьёшь и опять - спи-отдыхай!

Ну, под утро белье постирашь, которо надо - поштопашь да зашьёшь и - спи-отдыхай!

Да ведь, девка, не даром. Деньги платить буду. Кажной год по рублю! Сама подумай. Сто годов - сто рублёв. Богатейкой станешь!»

Сказка «Как поп работницу нанимал» - сказка старая, и пришла к Писахову из Пинеги. Сам Писахов, хотя и коренной архангелогородец (тут родился, тут и умер), но говорил, что у него «деды и бабки со стороны матери родом из Пинежского района». Надо сказать, что Пинега издавна славилась сказочниками и песенниками. Пинега - заповедный край стародавней русской сказки, а в писаховском роду она была в особом почёте.

«Мой дед был сказочник, - писал Степан Григорьевич с гордостью. - Звали его сказочник Леонтий. Записывать сказки тогда никому и в голову не приходило. Деда Леонтия я не застал. Говорили о нём, как о большом выдумщике - рассказывал всё к слову и всё к месту».

Немалым выдумщиком был и сам Степан Григорьевич, иной раз и безудержным выдумщиком. Я как-то заговорил с ним об этом.

Что это вы, Степан Григорьевич. Мороз у вас до семисот градусов доходит, через Карпаты вы на корабле переправляетесь, а по реке вскачь мчитесь. Дома у вас приплясывают и, сорвавшись с места, на свадьбу в другую деревню торопятся. Налима вы по улицам водите, как собаку, на цепочке, а волков по полсотни к избе своей волочете, да ещё десяток на себя, на манер шубы, надеваете. Кстати, волки эти мороженые, а замерзли потому, что мороз не то на сто, не то на двести градусов хватил. А сами вы, рассердясь на волков, так разгорячились, что вода в бутылке, которая была у вас в кармане, несмотря на неистовый мороз, вскипела. Когда вы вернулись из лесу, мужики об вас цигарки прикуривали. Потом от вашего жару баня грелась. Словом, такое у вас, что только руками разведёшь.

Но разводить руками мне не довелось. Не успел. Писахов опередил, и сам руками замахал. Потом вскочил с места и спросил, заглядывая снизу вверх мне в глаза:

Зато ведь не соскучились, читая сказки мои?

Чего нет, того нет, - отозвался я, смеясь. - Соскучиться с вами невозможно - ни с вами, ни с вашими сказками.

Вот-вот, - обрадовался Писахов. - Скука же - вреднейшая вещь. От неё и помереть недолго.

Пожалуй, - согласился я, но, желая выведать от Степана Григорьевича самое заветное о его сказках, продолжал свой лукавый диалог. - Ведь за всякой, даже самой фантастической народной сказкой скрыты реальные соотношения людей, вещей, событий…

А я что, враль, по-вашему? - вскипел Степан Григорьевич, яростно тряся своей рыжей шевелюрой. - А помните, как кончается эта самая сказка о мороженых волках? Я притащил к своей избе полсотни мороженых волков да и «склал костром под окошком. И только примерился в избу иттить - слышу: колокольчик тренькат да шаркунки брякают. Исправник едет! Увидал исправник волков и заорал дико (с нашим братом мужиком исправник по-человечески не разговаривал):

Што ето, - кричит, - за поленница?

Я объяснил исправнику:

Исправник моих слов и в рассужденье не берёт, волков за хвосты хватат, в сани кидат и шчёт ведет по-своему:

В шчет подати,

В шчет налогу,

В шчет подушных,

В шчет подворных,

В шчет дымовых,

В шчет кормовых,

В шчет того, сколько с ково.

Ето для начальсва,

Ето для меня,

Ето для того-друтово,

Ето для пятово-десятово,

А ето про запас!

И только за последнево волка три копейки швырнул. Волков-то полсотни было.

Куды пойдёшь - кому скажешь? Исправников-волков и мороз не брал».

Писахов, пометавшись по комнате, остановился и спросил сердито и в, то же время хитровато:

А это всё как вам покажется - не действительные отношения людей того времени: это самодурство грабителя-исправника и беспомощность мужичка-охотника, который за бесценок, за эти самые проклятые три копейки, должен был отдавать пушнину, добытую им в страшные морозы? Это что - правда? Или пустая выдумка?

Сдаюсь, - сказал я, поднимая руки.

То-то, - сказал удовлетворённо Степан Григорьевич, усаживаясь в низенькое ветхое креслице и победно оглядываясь.

Однако через минуту он уже снова был на ногах.

А вы знаете, про это путешествие на корабле через Карпаты я от Сени Малины записал, не сразу, правда, а много позже по памяти. Он в деревне Уйме жил, под Архангельском. Его все за враля считали, и всерьёз никто не принимал, а это, знаете, какой сказочник, какой придумщик был. Я теперь все сказки от его имени сказываю. И Сеню Малину вралём не считаю. Придумка - не враньё.

К Сене Малине мы с вами ещё вернёмся в конце этой главы. А сейчас мне хочется досказать то, что было в моё посещение Степана Писахова, во время которого случился наш спор о придумке. Спорили, впрочем, мы недолго. Слишком импульсивен и подвижен был Степан Григорьевич, слишком любил сказывать, чтобы надолго увлечься теоретическими умствованиями.

Прервав себя на полуслове, Степан Григорьевич опять уселся в креслице, придвинулся ко мне вплотную и, сверкнув усмешливыми щёлками глаз, стал рассказывать, как одна девка-пинежанка, беседуя с соседкой, говорит ей:

«Утресь маменька меня будить стала, а я чую и сплю-тороплюсь».

Это «сплю-тороплюсь» очень нравилось Степану Григорьевичу, и он несколько раз повторил:

Сплю-тороплюсь, сплю-тороплюсь… А? Хорошо ведь? Прекрасно? Верно?

Конечно, верно. Это было в самом деле хорошо, прекрасно, превосходно. Но лучше всего была, пожалуй, та детская радость, с какой Степан Григорьевич принимал это прекрасное. Он весь светился, весь жил в этом своем непрерывном словотворчестве, я бы сказал, словонаслаждении, в постоянном радостном удивлении красотой народного слова.

Долго мы в тот вечер просидели в небольшой комнатке Степана Григорьевича на Поморской, двадцать семь. Было это в июле 1936 года.

Знал я Степана Григорьевича Писахова и до этого, хотя и не близко: очень уж велика была разница в годах - когда я был ещё мальчишкой, Писахов был уже известным художником. В Архангельске дядю Стёпу знали решительно все. Коротенькая подвижная фигура его с большой головой, рыжей шевелюрой, рыжей бородкой, в надвинутой на уши старенькой шляпёнке с опущенными вниз полями знакома была всякому архангелогородцу. Он был живой исторической достопримечательностью Архангельска. Недаром же и сам он говаривал с гордостью, хотя и облечённой в шутейную форму: «Приезжие в Архангельск осматривают сперва город, потом меня».

Но надо сказать, что хотя все в городе знали Степана Григорьевича, однако далеко не все любили его. Он никогда не был гладеньким и обтекаемым. Его острое словцо, его пронзительные глазки и усмешливая улыбка могли и отпугнуть человека, особенно если этот человек был, что называется, «солидный». Впрочем, истины ради, следует отметить, что с начальством всех времён и всех рангов хитроумный остряк умел ладить.

Кстати, несколько слов об архангельском начальстве дореволюционных лет. Архангельск был городом особым, в котором и начальство случалось какое-то особое. Некоторые архангельские губернаторы увлекались краеведением, интересовались природой Севера, его этнографическими особенностями, промыслами, ремёслами, характерными для края, путешествовали по губернии. Губернатор Сосновский в 1909 году отправил Русанова на Новую Землю с экспедицией. Энгельгардт после поездки по Северу написал книгу «Северный край».

Один из губернаторов Архангельска середины девятнадцатого века, приходившийся дедом Льву Толстому, уйдя после губернаторства в отставку, дал даже одной из своих деревень название - Грумант. Так в те времена звали архипелаг Шпицберген, часть которого подлежала попечению архангельского губернатора, поскольку там жили русские колонисты и промышленники.

Степан Григорьевич Писахов всегда с неослабевающим интересом относился к изучению северных земель и морей. Он пользовался всяким удобным случаем, чтобы попасть на Крайний Север. В 1907 и 1909 годах он побывал на Новой Земле с экспедициями Русанова, в 1914 году выходил с экспедицией на поиски Седова, Брусилова и Русанова.

В 1924 году сестра моя Серафимиа побывала на Новой Земле с экспедицией на парусно-моторном судне «Сосновец», которое вёл прославленный впоследствии капитан Владимир Воронин. Позже сестра писала мне: «С нами был и художник Писахов».

Из своих многочисленных поездок по Северу Степан Григорьевич вывез массу этюдов и картин, а также незабываемо яркие впечатления.

Писахов стал писателем позже, чем живописцем, и с его картинами я познакомился еще в девятьсот десятых годах. Полотна, которые висели по стенам комнаты, в которой мы сидели со Степаном Григорьевичем в тридцать шестом году, я видел лет двадцать до того на его выставке в Архангельске. И сейчас и тогда мне больше всего нравились две картины. Одна из них называлась «Цветы на Новой Земле».

Новоземельские пейзажи Степана Писахова отличались суровой сдержанностью колорита. Ничего броского, ничего эффектно яркого. Да и что яркое может отыскаться в этом краю материкового льда полукилометровой толщины, в этой арктической пустыне? Только в короткое - меньше двух месяцев - и холодное - до двух градусов тепла - лето кое-где пробивалась чахлая травка да лишайники. И это почти всё, что красило здесь землю.

И вдруг - ярко-красная кучка нежных милых цветов в этой суровой ледяной пустыне. Откуда она? Как сюда попала? Да я попала ли? Не плод ли это фантазии художника, склонного к фантастической придумке? Я спросил об этом Степана Григорьевича, и он ответил, что такие цветы действительно растут на Новой Земле.

Да, тут придумки не было. Насколько безудержно придумчив и фантастичен был Писахов в своих сказках, в своём писательстве, настолько же сдержан и реалистичен он был в своей живописи. Странно? Вероятно. Но подобного рода странности в людях искусства, полных противоречий и свободы воображения, давно уже перестали удивлять меня.

Помнится мне и другая картина Писахова, поразившая меня. На ней изображено было низменное прибрежье. И тут же - аэроплан с кабиной, окрашенной в ярко-красный цвет.

Аэроплан в пейзаже, особенно северном, был явлением чрезвычайным и невиданным. Технику в те годы живописцы не писали. Она была антиживописна, антиприродна и ни в какие художнические, а тем более пейзажные ворота не лезла.

Вообще она была неосвоенной диковинкой и художнически ещё никак не осмысливалась. Архангельск впервые увидел аэроплан в 1912 году, когда к нам для демонстрации полётов приехал один из первых русских авиаторов Александр Васильев, за год до этого победивший всех других авиаторов в казавшемся тогда гигантском перелёте Петербург - Москва.

Для маленького провинциального Архангельска тот летний полдень, когда на плацу перед казармами Запасного архангелогородского батальона крошечный самолётик, разбежавшись по полю, вдруг взмыл в воздух, был часом великого торжества и решительного, дерзкого, невиданного движения вперёд.

Помню, с каким волнением я, четырнадцатилетний мальчонка, разинув рот, неотрывно смотрел на летящую прямо над моей головой страшную, грохочущую и в то же время игрушечно-хрупкую стрекозу, внутрь которой как-то хитро и неудобно был вдвинут крохотный и безумно смелый человечек в кожаной куртке, кожаных крагах и кожаной кепке. Это было фантастично, как фантастичен был… писаховский Сеня Малина.

Признаться, я никогда не был в полной мере уверен, что Сеня Малина в самом деле существует и что живёт он, как говорил мне и как позже писал Степан Григорьевич, в деревне Уйма под Архангельском. Я бывал в Уйме, но не встречал Сени Малины и ни слова ни от кого в деревне о нём не слыхал.

Я хотел было выложить Писахову свои сомнения на этот счёт при встрече, да неловко как-то стало сделать это. Стеснительно было в присутствии Степана Григорьевича усомниться в существовании Сени Малины, и я умолчал о своих сомнениях, оставив их при себе.

Спустя два года после моего разговора с Писаховым у него дома, Степан Григорьевич прислал мне в Ленинград первую книжку своих сказок, выпущенную Архангельским областным издательством. В ней, как бы продолжая наш разговор. Степан Григорьевич писал в конце авторского предисловия: «Несколько слов о Малине. В деревне Уйма, в восемнадцати километрах от Архангельска жил Сеня Малина. В 1928 году я был у Сени Малины. Это была наша единственная встреча».

Ага, значит, Сеня Малина был, существовал. С этой уверенностью я жил еще тридцать лет. А в 1968 году в только что вышедшем пятом томе «Краткой литературной энциклопедии», в статье «Писахов», я прочел: «Сказки Писахова, объединенные в цикл «Северный Мюнхаузен», ведутся от лица крестьянина-помора Малины, прототипом которого послужил житель деревни Уйма С.М. Кривоногов».

Вот оно как. Выходит, что Сени Малины все-таки не было. Был Семён Кривоногов, черты которого отлил Писахов в выдуманном им Сене Малине.

Ну, что ж. Можно и так. В конце цитированного мной предисловия к первой книге своих сказок Писахов фактически сам объяснил это: «Чтя память безвестных северных сказителей-фантастов - моих земляков, я свои сказки говорю от имени Малины».

Итак, Малины нет, но Малина есть, потому что в честь него сказываются сказки и Писаховым, и многими другими.

И ещё несколько слов о Малине и Писахове. Я думаю, что прототипом Сени Малины был не только С. Кривоногов, но и… С. Писахов. Душа Сени Малины жила в самом Степане Писахове, и все придумки Малины - это придумки и Писахова.

Степан Григорьевич писал как-то, что Малина рассказал ему во время их единственного свидания две сказки: «На корабле через Карпаты» и «Розка и волки». Может быть. Но ведь остальные сказки Писахова, сочинённые несомненно им самим, как две капли воды похожи на эти две сказки.

Думая об этом, я всё больше утверждался в мысли, что в сказках Степана Писахова столько же Сени Малины, сколько в сказках Сени Малины Степана Писахова. Был ли мальчик, в данном случае не столь уж важно. Гораздо важней то, что был народ-сказитель и был сказитель Степан Писахов, старавшийся следовать его путем.

Тема главы, посвящённой Степану Писахову, - это тема Писахова-Малины. Она как будто исчерпана. Но мне хочется рассказать ещё об одной встрече с Писаховым в… фондах Ленинградского музея Арктики и Антарктики. Случилось это через несколько лет после смерти Степана Григорьевича.

Я спросил хранителя фондов музея Валентину Владимировну Кондратьеву:

Нет ли у вас каких-нибудь работ архангельского художника Писахова?

Кое-что есть, - ответила она. - Немного, правда: две картины и несколько листов графики, - и с готовностью добавила: - Сейчас принесу.

Я ждал с нетерпением возвращения Валентины Владимировны и с ещё большим нетерпением следил за тем, как осторожно, неторопливо, бережно она вынимала картины из плотных конвертов, в которых они хранились. Наконец, хранительница сокровищ дала мне взглянуть на них, и первое, что я увидел, был… аэроплан - старый мой знакомец по Архангельску.

Надо же было так случиться, что одна из двух картин Писахова, хранившихся в фондах музея, оказалась именно той, которая для моей работы о Писахове была мне всего нужней и всего интересней. Может статься, эта картина и вообще самое интересное из наследия Писахова-живописца.

До той поры я видел эту картину дважды - пятьдесят три и тридцать три года тому назад: на выставке Писахова, если не ошибаюсь, в 1916 году и у него на квартире в Архангельске - в 1936 году. И вот теперь она снова передо мной, больше того - мы с ней наедине, и я могу глядеть на неё, сколько моей душе угодно, могу разглядывать её во всех самомалейших деталях, каждая из которых для меня - находка.

Впрочем, когда картина, высвобожденная из своих обёрток, предстала передо мной воочию, я ещё не знал, какая это интересная, какая драгоценная находка, как много она для меня открывает того, чего я прежде не знал и о чём даже не догадывался. Но обо всём этом - в следующей главе.

Из книги Лётчики [Сборник] автора Барабанщиков М

Степан Супрун Хочу опушками сорочьимя Пройти к дымящейся реке... Хочу найти могилу летчика В сухом и частом сосняке. Анатолий Жигулин Автор: В. Фадеев В тот день, после полудня, многие жители близлежащих деревень - Монастыри, Паньковичи, Сурновка, а также солдаты,

Из книги Мастера крепостной России автора Сафонов Вадим Андреевич

СТЕПАН ДЕХТЯРЕВ Малолетки наматывают красна на цевки с помощью больших деревянных скалок, от работы идет шум. Цевки вставляются в челноки, которыми пропускаются нитки в ткань. Под станами прыгают педали – ткачи с грохотом бьют по ним ногами, хватаясь руками за бердо и с

Из книги Тени в переулке автора Хруцкий Эдуард Анатольевич

«МАЛИНА» Я уже начал забывать об этом. О двух черных годах своей жизни. Не вспоминал о них – и все дела. Но начал смотреть сериал «Московская сага», и словно через полвека вернулось ко мне необъяснимое ощущение тревоги.Мой отец всю свою жизнь работал за границей, где весьма

Из книги Лес богов автора Сруога Балис

НЕ ЖИЗНЬ, А МАЛИНА! В местечке Ланц мы соединились с нашей колонной. Наше дальнейшее двухдневное путешествие приобрело совершенно иной характер.Прежде всего в Ланце буйвол Братке выгнал из школы пеструю компанию беженцев и отвел помещение для нас. Немцы недовольно

Из книги Я - «Берёза», как слышите меня?.. автора Тимофеева-Егорова Анна Александровна

«А ля малина» На заводском аэродроме в столовой всегда длинная очередь. Когда она подходит, отдаешь свою шапку-ушанку и получаешь алюминиевую ложку. Обед у нас состоял из трех блюд: суп «погоняй», каша «шрапнель» да кисель «а ля малина», размазанный по большой алюминиевой

Из книги Во имя Родины. Рассказы о челябинцах - Героях и дважды Героях Советского Союза автора Ушаков Александр Прокопьевич

ТОКАРЕВ Степан Кириллович Степан Кириллович Токарев родился в 1922 году в селе Сергеевка Цурупинского района Целиноградской области. Украинец. В 1932 году приехал в Магнитогорск. Работал механиком в механических мастерских Горпромкомбината. В ноябре 1941 года призван в

Из книги Коммунисты автора Кунецкая Людмила Ивановна

МОЗЖЕРИН Степан Федорович Степан Федорович Мозжерин родился в 1911 году в деревне Бажины Каслинского района Челябинской области. Русский. Работал в колхозе. В июле 1941 года призван в Советскую Армию, с октября участвует в боях с немецко-фашистскими захватчиками на 4-м

Из книги Каменный пояс, 1984 автора Гроссман Марк Соломонович

Степан Георгиевич Шаумян Родился 1(13) октября 1878 года в Тифлисе. Шестнадцатилетним учеником реального училища организует молодежные нелегальные кружки, издает журнал «Циацан» («Радуга»]. В 1898 году поступает в Петербургский политехнический институт, затем переводится в

Из книги Мне всегда везет! [Мемуары счастливой женщины] автора Лифшиц Галина Марковна

Из книги Полководцы гражданской войны автора Голубов Сергей Николаевич

Малина Мы с папой вдвоем идем по улице. И вдруг к нам подходит маленькая старушка. Сразу видно, очень добрая и очень печальная.Вообще-то тут все люди добрые и тихие. Говорят на «о». Окают. Мне очень нравится такой разговор, я тоже иногда начинаю окать, мне кажется, что так

Из книги 23 главных разведчика России автора Млечин Леонид Михайлович

А. Мельчин СТЕПАН ВОСТРЕЦОВ Осенним днем 1923 года перед личным составом одной из воинских частей на Дальнем Востоке стоял боевой командир Красной Армии. Голос командующего войсками военного округа, зачитывающего приказ Реввоенсовета Республики, четко раздавался под

Из книги Тени в переулке [сборник] автора Хруцкий Эдуард Анатольевич

Сергей Савченко. «Малина» как инструмент разведки 24 августа 1949 года первым заместителем председателя Комитета информации при министерстве иностранных дел СССР назначили Сергея Савченко. Он был более резким и жестким человеком, чем генерал Петр Федотов, которого он

Из книги Недавние были автора Бражнин Илья Яковлевич

«Малина» Я уже начал забывать об этом. О двух черных годах своей жизни. Не вспоминал о них – и все дела. Но начал смотреть сериал «Московская сага», и словно через полвека вернулось ко мне необъяснимое ощущение тревоги.Мой отец всю свою жизнь работал за границей, где весьма

Степан Муха Назначенный руководителем украинского КГБ Степан Нестерович Муха не был профессионалом и считался «карманным председателем». Он пришел в КГБ Украины из аппарата ЦК КПУ, не будучи осведомленным о деятельности спецслужб, без правовых знаний и оперативного

Хоть я в Томске и давно уже живу, но все же посещает меня иногда грусть и тоска по своим родным краям. Скучаю, тянет. А когда тянет вариантов два: или поехать на родину или прикоснуться к родным вещам, людям, пусть и виртуально. Но как оказалось, приезжая на родину, я не получаю того заряда и удовлетворения. Жизнь меняется и родные места кажутся уже не такими как в детстве. И я поняла, что тоскую я по конкретным людям, вещам, обстановке и настроению. А чтобы это воссоздать - ездить не обязательно. И я стала перебирать все в памяти: что дает мне максимальное ощущение комфорта и радости, когда я думаю о доме.
Вот следующий пост - об этом.
Этот человек был частью моей архангельской жизни. Я выросла на его книжках, с его героями сказок, а теперь я открываю его и как удивительнейшего человека (но об этом позже). Его сказки были неразрывной частью моего детства, и только теперь я понимаю - насколько органично они вписывались туда. Как будто сказки - но это не сказки, это сушшая правда, вот люди не дадут соврать.

Кто не знает сказок Степана Писахова? А кто не видел мультфильмов по его сказочкам? Морожены песни, Перепелиха и т.д…
Всем кто не знает сюда:

К слову сказать, на мой вкус именно Леонов лучше всех озвучил эти сказки. Есть возможность сравнить - ниже другой вариант озвучания сказок Писахова.

http://www.skazka.mrezha.ru/frame.htm?/art/pisahov.htm
http://predanie.ru/audio/audioknigi/Stepan_Pisakhov/ - аудио сказок Писахова с пластинки 1978 года.

Степан Писахов бессмертен. Дело не просто в том, что его сборники сказок издаются, а картины экспонируются. Важнее другое: каждый северянин, читавший Писахова, смотрит на свой край писаховскими глазами. Не гранитным монументом и официальным почтением обеспечено писаховское бессмертие, а его повседневным присутствием в нашей жизни. Чего, казалось бы, хорошего в нашей бесконечной темной зиме, а вспомнишь, как весело приносить домой охапки северного сияния или перекидываться на улице мороженым словом приветным - и не так тяжело зимовать.

К сказителям на Севере всегда относились с огромным уважением. Во время промысла сказителям выплачивали два пая: один – за участие в промысле, другой – за сказывание. Пережить северную ночь, которая длится полгода, без сказки, наверное, было бы очень трудно.

Отвечая на вопрос о том, где он родился, Писахов в одном из писем объясняет: "Родился в Архангельске в той самой комнате, где теперь моя мастерская. Если старый план Архангельска перечеркнуть вдоль и поперек, то в перекрестке, в центре, - дом - место, где я родился".
Писахов – удивительный сказочник. Нет для его героя Сени Малины невозможного. Захочет – пиво на звездном дожде сварит. Захочет – на бане в море за рыбой пойдет. Надо будет – из болота на ружье выстрелится. Или на Луну с помощью самовара улетит да там от рук злющих «лунных баб» чуть не погибнет.
Необычно принимали Писахова в 1939 году в Союз советских писателей. Писаховские тексты оказались в руках у Фадеева и Караваевой. И вместо того чтобы обсуждать, как полагается, достоинства и недостатки этих текстов, они принялись, перебивая друг друга, читать сказки одну за другой. Не могли остановиться. А слушатели помирали со смеху, чуть ли не сползая на пол.
Его язык чист, первозданен. В этом языке дышат века. Именно так, наверное, говорили новгородцы, четыреста или пятьсот лет назад обживавшие побережье Белого моря.

Раньше, говорят, любой школьник мог показать приезжим, где живет сказочник Писахов. Почтальоны безошибочно приносили письма с адресом "Архангельск, Писахову". Все гости города спешили первым делом посетить его дом (Поморская, 27). Бывали здесь известные на весь мир полярники, ученые, писатели.

Человека, будто вышедшего из глубины веков, трудно представить розовощеким юношей. Для него есть привычный образ – образ старика. Но у этого старика часто оказываются молодыми глаза. Так было и с Писаховым. Его все вспоминают стариком. Вспоминают его брови – страшные, взъерошенные, сердитые (а в глазах – лукавинка, а в бороде добрая усмешка).

Отец писателя Год Пейсах, мещанин Шкловского общества Могилевской губернии (Белоруссия) крестился, стал Григорием Пейсаховым, получил отчество Михайлович от крестного отца архангельского мещанина Михаила Прохорова. Здесь он женился, записался в купеческую гильдию. Евреи, записываясь в состав купечества, получали право повсеместного жительства, вне зависимости от так называемой черты оседлости (110 км от столичных городов). Согласно материалам Первой Всероссийской переписи населения 1897 г., в семье 49-летнего купца были жена Ирина Ивановна, 45 лет, сын Степан 17 лет и дочери Таисья, Серафима и Евпраксинья, соответственно 18, 13 и 11 лет. Свое основное занятие купец определил как "Золотых и серебряных дел мастерство", а побочное - "торговля разными хозяйственными принадлежностями". На деле это означало, что Григорий Михайлович имел ювелирную мастерскую и небольшой магазин. В семье купца работали три человека прислуги: экономка, кучер и кухарка. Кроме того, Г. Писахов содержал подмастерье и одного ученика.

Ирина Ивановна, мать Писахова, была дочерью писаря конторы над Архангельским портом Ивана Романовича Милюкова и его жены Хионии Васильевны. Хиония Васильевна была староверкой, "строга и правильна в вере". Душа художника и сказочника С.Г. Писахова вылепилась в раннем детстве под влиянием двух противоположных стихий: устремление к Царю небесному материнской старообрядческой веры и отцовской жаждой практического устроения на земле зажиточной жизни. Рос мальчик в атмосфере староверческих правил жизни. Знакомство с песнями, псалмами и гимнами религиозно-сектантской поэзии давало уму особое направление. "Соединение Бога с человеком, земного с небесным… отождествление человека с Богом - какое широкое поле для фантазии!" - писал историк раскола И.М. Добротворский. Не удивительно, что герой Писахова может передвигать реки, ловить ветер. О причастности своей к "роду староверскому" Писахов никогда не забывал.

Отец пытался приучить мальчика к ювелирным и граверным делам. Когда вслед за старшим братом Павлом, художником-самоучкой, Степан потянулся к живописи, это не понравилось отцу, который внушал сыну: "Будь сапожником, доктором, учителем, будь человеком нужным, а без художника люди проживут". "Чтение преследовалось", - вспоминал Писахов. Тайком забирался под кровать с любимой книгой и там читал. Огромное впечатление произвела книга Сервантеса "Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский". Она подогревала желание Писахова убежать из-под опеки отца. Сам Писахов был похож чем-то на Дон-Кихота. Наверное, своей любовью к добру и справедливости, неприятием неправды и человеческой черствости. Всю свою жизнь он искал царство "искренних, простых отношений".

В гимназию Писахов не попал (по возрасту), окончил всего лишь городское училище и то с запозданием. Бегство и странничество виделось ему единственным выходом из тисков домашней жизни, и после окончания городского училища в 1899 г. он устремляется вначале на Соловки, потом поступил на лесозавод рубщиком ("заработал за лето 50 руб."). Потом - Казань, попытка поступить в художественную школу. Попытка оказалась неудачной, в 1902 г. он уезжает в Петербург и поступает в художественное училище барона Штиглица (училище технического рисования и прикладного искусства, ныне училище им. Мухиной). Наиболее способные ученики могли получить дополнительную подготовку по станковой живописи и ваянию. Преподаватели высоко оценили дарование Писахова, и он несколько лет занимался живописью под руководством академика А.Н. Новоскольцева.

На получаемые из дома ежемесячные 10 руб. Писахов на протяжении 3-х лет влачит полуголодное существование, овладевая в училище профессией учителя рисования и художника-прикладника, а на занятиях в частных школах - живописью. О трудностях, которые он пережил в Петербурге, можно судить по названию воспоминаний, которые не завершил: "Ненаписанная книга. Голодная Академия". Но Писахов не унывал: много читал (полюбил Достоевского), ходил в музеи и театр.

В 1905 г., не закончив курс обучения, Писахов вместе с большой группой студентов уходит из училища (за выступление с речью против самодержавия был исключен без права продолжения художественного образования в России). Не имея на руках диплома о праве занятия учительской должности (аттестат был выдан в 1936 г.), лишенный всяческих источников существования Писахов готов признать ошибочным свой выбор пути художника. Обращается к поиску "божией правды", сначала у святынь Новгорода, а позднее, летом 1905 г. - на арктическом Севере ("мир только что создан").

Новая Земля, становище Малые Кармакулы. Не расставался с мольбертом.

С сочувствием отнесся к ненцам - добрым, наивным и бесхитростным обитателям Новой Земли. Писателя поразили их сказки про людей, "которые только любят и не знают ни вражды и ни злобы… Если они перестают любить, сейчас же умирают. А когда они любят, они могут творить чудеса".

Какой-то полярный исследователь написал: "Кто побывал в Арктике, тот становится подобен стрелке компаса - всегда поворачивается на Север". Только на Новую Землю Писахов плавал не менее 10 раз, последний в 1946 г.

Поиск божественной "солнечной теплоты", которая могла бы возродить в человеке духовную природу, Писахов начинает в Арктике и продолжает осенью того же 1905 года в странах средиземноморья, куда попадает с толпой паломников. "Там, думал, увижу самое прекрасное на земле!" Осенью 1905 г. попал в Иерусалим, остался без гроша. Был писарем у архиерея в Вифлееме. Получил разрешение у турецких властей - на право рисовать во всех городах Турции и Сирии. Потом Египет. Мать высылала 10 руб. в месяц в очередной пункт назначения. Писахов был аскетически неприхотлив и верил в людей. В трудную минуту - выручали. На пароходе от ледяного ветра его укрыл буркой старый болгарин, в Александрии ограбили - русский эмигрант накормил, дал в долг. Почти целую зиму занимался в Свободной академии художеств в Париже. В Риме выставил свои работы, они потрясли зрителей серебряным сиянием ("север дает").

Вернулся домой в Архангельск. "Как будто глаза прополоскались! Где деревья, красивее наших берез? … А… летние ночи, полные света без теней - это так громадно по красоте…".

Три зимы после путешествия на юг 1907-1909 гг. Писахов провел в Петербурге в мастерской художника Я.С. Гольдблата. Избежал увлечения модернизмом (весьма скромная дань: "Сны" и "Церковь, путь к которой потерян"). Летом - Карское море, Печора, Пинега и Белое море. Из поездок по Пинеге и Печоре привез 2 цикла: "Северный лес" и "Старые избы". "Старые избы" - небольшая часть огромной работы, проделанной Писаховым для увековечения памятников северной архитектуры. Все в сумрачных серо-коричневых тонах. К ним присоединяются и обширные этнографические зарисовки.

В 1982 г. С.Н. Марков, писатель, историк-краевед, издал летопись самых знаменитых путешественников России, в которую по праву вошел Писахов. Самыми памятными поездками Писахов считал плавание в 1906 г. по Карскому морю на корабле "Св. Фока", участие в 1914 г. в поисках Георгия Седова, исследование земли саамов, присутствие при основании первых станций радиотелеграфа на Югорском Шаре, Маре-Сале и острове Вайгач. Все увиденное запечатлел в пейзажах, которые выставлялись в Архангельске, Петербурге, Москве, Берлине, Риме.

Очень любил бывать на Кий острове (Белое море).

В его картинах беломорского цикла - ощущение бесконечности мироздания. Природа раскрывается перед человеком, сливается с его существом. Кажется, что главная тема этих картин - тишина, рождающая творческую сосредоточенность. Картины просты по сюжету: камни, берег моря, сосны. Особый свет: серебристый зимой и золотисто-жемчужный летом. Удивляет умение показать бесчисленное множество оттенков белого.

В 1910 г. в Архангельске проходила выставка "Русский Север". Писахов принял самое активное участие в организации её художественного отдела и выставил более двухсот своих картин. 60 работ Писахова были представлены на Царскосельской юбилейной выставке 1911 года, посвященной 200-летию Царского Села. В 1912 г. за участие в выставке "Север в картинках" в Петербурге он получил Большую серебряную медаль. Его картины экспонируются на "Выставке трех" (Я. Бельзена, С. Писахова, И. Ясинского) в Петербурге в 1914 г. Художник был тогда в расцвете своих творческих сил. Возможно, на одной из этих выставок и произошел его разговор с художником И. Репиным, о котором он упоминает в письме искусствоведу М.В. Бабенчикову (1956 г.): "На выставке Илья Ефимович (Репин) хорошо отнесся к моим работам. Ему особенно понравилась "Сосна, пережившая бури" [в настоящее время картина, к сожалению, утеряна]. Илья Ефимович уговаривал сделать большое полотно. Я бормотал что-то о размерах комнаты. "Знаю: холст на стене над кроватью, краски на кровати и до стены два шага. Ко мне в Пенаты. И места будет довольно, и краски можете не привозить". Товарищи поздравляли, зависти не скрывали. А я … не поехал, боялся, что от смущения не будет силы работать".

Первая мировая война прервала художественную деятельность Писахова. В 1915 г. он был призван в армию, служил ратником ополчения в Финляндии, а в 1916 г. был переведен в Кронштадт. Здесь его застала февральская революция. С первых дней работал в Кронштадтском Совете рабочих и солдатских депутатов, оформлял первомайскую демонстрацию (1917 г.), выступал с докладами перед солдатами и матросами.

После демобилизации 1918 г. вернулся в Архангельск. Заряд творческой энергии, от рождения заложенный в Писахове, был столь велик, что одного увлечения живописью уже казалось недостаточно для полного выражения индивидуальности. Писахов берется за перо. Впервые записывать свои рассказы Писахов стал ещё до революции по совету И.И. Ясинского - писателя, журналиста, известного как редактор журналов "Беседа" и "Новое слово". Тогда эта попытка закончилась неудачей. Теперь Писахов решил попробовать свои силы в жанре очерков ("Самоедская сказка" и "Сон в Новгороде"), где воссоздает портреты современников. Оба эти очерка были опубликованы в архангельской газете "Северное утро", которая издавалась поэтом-суриковцем и журналистом М.Л. Леоновым. В мае 1918 г. последовал арест М.Л. Леонова и закрытие газеты. Эти события не могли не вызвать у местной интеллигенции чувство внутреннего протеста.

В июне 1918 в Архангельске открывается персональная выставка Писахова. А 2 августа в Архангельск вошли интервенты. "Население встречало с энтузиазмом проходившие части". (Из воспоминаний С. Добровольского, возглавлявшего в те годы военно-судебное ведомство Северной области). В числе народа, стоявшего на парадной пристани Архангельского порта, был и С.Г. Писахов. В то время он желал видеть в городе не диктатуру большевиков, а объединение всех демократических сил.

На первых порах интервенты пытались заигрывать с населением, представляя себя защитниками демократии. Временное правительство Северной области терпимо относилось к творческой интеллигенции, яркими представителями которой были Л. Леонов, Б. Шергиным и С.Писахов. Они имели возможность устраивать выставки картин, публиковались в газетах, выпустили сборник "На Севере дальнем". Все трое не подозревали, что ситуация может резко измениться и их творческая активность будет расценена как пособничество "белым".

В ночь на 19 февраля 1920 г. в Архангельск вступили части Красной Армии. Л. Леонов сразу же покинул Архангельск, перебрался на юг России; Б. Шергина пригласили в Москву в Институт детского чтения; Писахов же не в силах был покинуть родной дом и любимый Север. Он чувствовал, что Архангельск, особенности родного края делают его личностью, именно творческой личностью. Больше всего на свете он любил этот свой дом. Ему оставалось только одно - найти форму поведения, позволившую бы выжить и сохранить творческое лицо в условиях власти, которая никогда ничего не забывала и не прощала. Но через много лет, когда он был уже известным сказочником и художником, нашлись все же люди, которые из зависти или по другой какой причине стали писать пасквили во все инстанции и способствовали тому, чтобы "белогвардейское" прошлое прочно укрепилось за Писаховым.

Тогда, в 1920-м, после освобождения Архангельска войсками Красной Армии Писахов начинает активно работать. В 1920 - 1921 гг. он подготовил 5 своих выставок. Губисполком поручает ему приведение в порядок музеев Архангельска. По заданию московского Музея Революции делает зарисовки мест боев с интервентами на Севере, а для Русского музея - зарисовки памятников архитектуры на Мезени и Пинеге. Осенью 1920 г. участвует в комплексной экспедиции в Большеземельскую тундру.

В 1923 г. Писахов ведет сбор материалов для этнографической экспозиции Севера на первой Всесоюзной сельскохозяйственной и кустарно-промысловой выставке в Москве.

В 1927 г. его картина "Памятник жертвам интервенции на о. Иоканьга" занимала центральное место на всесоюзной выставке "10 лет Октября", за неё он был премирован персональной выставкой, состоявшейся через год в Москве. Две его картины были приобретены ВЦИКом и помещены в кабинете М.И. Калинина.

Но особую известность С.Г. Писахов снискал как автор изумительных, поистине неповторимых сказок. "Рассказывать свои сказки я начал давно. Часто импровизировал и очень редко записывал. Первая сказка "Ночь в библиотеке" мной была написана, когда мне было 14 лет". Первая его опубликованная сказка "Не любо - не слушай…" появилась в 1924 г. в сборнике "На Северной Двине", издаваемом архангельским обществом краеведения. По своему характеру она так отличалась от традиционного фольклора, что составители сборника пустили её в печать без подзаголовка. Писахов решился дать сказку в сборник по совету Б. Шергина и А. Покровской, сотрудников московского Института детского чтения. Именно их поддержка помогла Писахову найти свой путь в литературе. Сказка "Не любо - не слушай" стала тем материнским ложем, из которого вышли ставшие знаменитыми "Морожены песни", "Северно сияние", "Звездный дождь".

Писахов сразу нашел удачный образ рассказчика (Сеня Малина из деревни Уймы), от лица которого и повел повествование во всех своих сказках. Сказки также публиковались в губернской газете "Волна" и краевой газете "Правда Севера".


Памятник Сене-Малине на улице Архангельска. Чумбаровка.

Но пробиться на страницы столичных журналов Писахову долгое время не удавалось. Лишь в 1935 году он сумел опубликовать несколько своих сказок в журнале "30 дней". Они вышли в 5 номере журнала под заголовком "Мюнхаузен из деревни Уйма". Теперь Писахов уже не терзался сомнениями по поводу "писать или бросить". "Когда сказки стали появляться в "30 дней", меня как подхлестнуло". За короткое время (1935 - 1938 годы) этот популярный журнал Союза писателей опубликовал более 30-ти сказок Писахова. Словом, открыл сказочника именно этот журнал. Публикации в "30 дней" ускорили издание первой книги Писахова, которая вышла в Архангельске в 1938 г. А вскоре появилась и вторая книга (1940 г.). В эти книги вошло 86 сказок. Сказки Писахова - это продукт индивидуального писательского творчества. Народные по духу, они имеют мало общего с традиционной фольклорной сказкой. У чудес в сказках Писахова совершенно иная природа, чем у чудес народных сказок. Они порождены писательской фантазией и вполне мотивированы, хотя мотивировка эта не реалистична, а фантастична. "В сказках не надо сдерживать себя - врать надо вовсю", - утверждал писатель, понимая, что никаких строгих канонов у литературной сказки нет и быть не может. Один из излюбленных приемов Писахова - материализация природных явлений (слова застывают льдинками на морозе, северное сияние дергают с неба и сушат т.д.) становится толчком для развития авторской фантазии во многих сказках. Это во многом определяет тот особый юмор, который так характерен для сказок Писахова: все, о чем говорится в них, вполне может быть, если в самом начале допустить существование таких овещественных явлений.

В 1939 г., когда Степану Григорьевичу уже было 60 лет, его приняли в члены Союза писателей. Он мечтал о выходе книги в Москве. Перед войной в Москве, в ГИЗе подготовили книгу сказок Писахова, но она так и осталась в рукописи. Когда начались боевые действия, сказочная тематика отошла на второй план.

Годы войны Писахов провел в Архангельске, разделяя со своими земляками все невзгоды тыловой жизни. Часто вместе с другими литераторами был желанным гостем в госпиталях. Из письма А.И. Вьюркову - московскому писателю, постоянному корреспонденту С.Г. Писахова в 40-е годы:
"Время не ждет, стукнуло 65. Была собрана юбилейная комиссия. Надо было подписать отношение в Москву для утверждения о разрешении юбилея. … Кому надо было подписать… - отменил. Просто запретил! И всё. Даже учительской пенсии нет, даже возрастной нет. Живу перевертываюсь… Порой хочется жить. Хочется дождаться конца погани - фашистов. На мне одежда расползается. Пальто донашиваю отцовское!… А я еще тяну, все еще как-то нахожу возможность оплатить обед, штопать одежду, утешаюсь мыслями: вычеркнуть юбилей смогли - вычеркнуть меня из существования могут. Вычеркнуть мои работы - картины, сказки… Врут-с! Не вычеркнуть!"

После войны Писахов приносит в Архангельское издательство рукопись, состоящую из ста написанных им сказок. Её "два года перечитывали…" и наконец отобрали девять сказок. Эту маленькую книжечку, опубликованную в 1949 г., Писахов отослал И. Эренбургу с просьбой "помочь подтолкнуть в издании мои сказки". Но лишь в 1957 г. в издательстве "Советский писатель" появилась первая "московская" книга Писахова. К писателю приходит всесоюзная известность. 80-летие со дня рождения широко отмечают в Архангельске. Центральные и местные издания публикуют статьи о "северном волшебнике слова".

Перу Степана Григорьевича принадлежат также интересные путевые очерки, рассказывающие об освоении Арктики, об экспедициях в Заполярье, заметки, дневники, опубликованные в большинстве своем после смерти писателя.

Основным заработком для Писахова до войны и после войны были уроки рисования. Почти четверть века проработал он в школах Архангельска. Преподавать рисование начал в 1928 г. Работал в третьей, шестой и пятнадцатой школах. В автобиографии, датированной 23 октября 1939 г., он писал: "Мои ученики без добавочной художественной подготовки поступали в художественные вузы, что считаю тоже своей наградой" . Из воспоминаний его бывшего ученика, художник-график Ю.М. Данилова: "Прежде всего, человек необыкновенный, с необыкновенным багажом знаний, с необыкновенной щедростью отдачи всего, что знал и умел, с необыкновенной добротой" . Они познакомились, когда Юра был учеником 3-й архангельской школы, где Писахов преподавал рисование. Разглядев в Юре дарование на уроках рисования, Писахов пригласил его в студию, которую открыл у себя в мастерской. После войны Ю. Данилов поступил в Академию художеств на архитектурный факультет. И только приехал в родной Архангельск - встретил на улице Писахова. Степан Григорьевич тут же предложил Данилову проиллюстрировать свою книжку сказок. То ли хотел помочь материально вчерашнему фронтовику, то ли подталкивал своего ученика, студента архитектурного факультета, на художественную стезю. Как бы то ни было, книжка вышла в 1949 г. и стала первым опытом Данилова в иллюстрации. Писахов сам никогда не иллюстрировал свои сказки. Именно скромность не позволяла ему это сделать. А чужим иллюстрациям от души радовался. Считал, что каждый имел право на свое прочтение его сказок. Этим он и дорожил. Десятки художников их оформляли, почти у каждого есть находки.

С.Г. Писахов издавна привлекал к себе внимание. О нем начали писать ещё в двадцатые-тридцатые годы. Большинство ранних работ о Писахове написано его собратьями по перу - писателями и журналистами. Даже при скудности фактов они сумели создать такой яркий и точный портрет, что Писахов предстает перед читателями как живой. Но удивительно, что никто не описал его молодым.

Даже писатель И. Бражнин, который уехал из Архангельска в 1922 г., пишет, что Писахов уже тогда "был живой исторической достопримечательностью Архангельска". А "исторической достопримечательности" было сорок три года. И Борис Пономарев, журналист, историк северной литературы, который был знаком с Писаховым более четверти века, признавался, что помнит его только таким. Все как будто забыли, каким Писахов был до революции. А ведь тогда это был невысокого роста крепкий и здоровый мужчина, выглядевший моложе своего возраста, всегда чисто выбритый и опрятно одетый. Учеба в Петербурге, знакомство с художественными коллекциями России, Франции, Италии, богатейшие впечатления от путешествий по Средней Азии и арабскому Востоку - все это вылепило фигуру яркого, образованного, умного и наблюдательного интеллигента.

Однако после победы диктатуры пролетариата эти достоинства не только не были востребованы, но и вызывали подозрение. В целях самосохранения Писахов резко меняет свой облик, манеру поведения, стиль общения с окружающими. Он надевает карнавальную маску бахаря-сказочника: отращивает бороду, появляется на людях в поношенной одежде и старомодной шляпе, осваивает лексику простонародья. Кроме того, за стариковской внешностью легче было спрятать бедность, от которой он страдал смолоду, скрыть болезненную стеснительность, неровности характера, иногда чересчур вспыльчивого. Он выбрал образ старика, чудака, человека со странностями и тем самым сохранил за собой право на озорство, непосредственность в словах и делах.

В людях Степан Григорьевич больше всего ценил искренность, фальшивого или корыстного человека чувствовал за версту. Был раним и обидчив, любил поворчать, хотя всерьез за себя постоять не умел.
В последние годы своей жизни Писахов не любил говорить о возрасте: "Я привык быть под "стеклянным колпаком". Это удобно: в гололедицу поддерживают, в трамвай подсаживают. На вопрос, который год, - говорю: в субботу будет 500!" (Из письма прозаику Александру Зуеву от 2 сент. 1959 г.). Полушутя-полусерьезно Степан Григорьевич не раз говорил, что собирается отметить не только свой вековой юбилей, но и непременно дожить до 2000 года. Об этом он написал последнюю свою сказку, правда, оставшуюся неопубликованной. Майским днем 1960 года его не стало.

Как же мы, его земляки, сохраняем память о нем? Дом Писахова. Его уже нет в Архангельске. Сейчас на этом месте стоит 9-этажное здание. И улицы его имени тоже нет.

Правда, есть музей Писахова на его родной Поморской улице.

В деревне Уйма, откуда родом герой его сказок Сеня Малина, с 2006 г. проводится праздник "Малиновые зори".

Жители Архангельска считают С.Г. Писахова символом города, поэтому видят необходимость в существовании памятника. По их мнению, памятник - дань уважения к писателю, что позволяет горожанам не забывать о своем известном земляке. Горожане отмечали, что вид памятника соответствует стилистике самих сказок
Писахова и его манере поведения, при этом некоторые из информантов ссылаются на литературу о писателе: «Автор памятника С. Писахову Сергей Сюхин. Памятник сделан в натуральный рост Писахова - 1м 46 см. Степан Писахов писал своему другу А. К. Покровской: "Мой вид столетнего часто помогает при встрече с приезжими. Местные знают. А по сей причине (не в оговор сказать!) не знаю очередей и затруднений при "шествии по граду" - надо придерживаться патриаршего стиля. " Мистификатор по натуре, Писахов сам ещѐ в молодые годы создал из себя старика. Первой приметой этого образа стали усы, борода, длинные волосы. Постепенно Писахов добавил к своей внешности и такие атрибуты старости, как бормотная речь, старомодная темная одежда, старушечья кошелка и с широкими полями шляпа, которую помнит весь Архангельск." И.Б. Пономарева " "Главы из жизни Степана Писахова" (Архангельск, 2005) . (Г.П.)

И есть сам Писахов.

В своих изумительных и вечных сказках, в своих мудрых полотнах, в памяти современников, в рисунках его учеников, в книжках, которые он десятками щедро раздаривал детям.

Соч.:

Не любо - не слушай //На Северной Двине: Сборник / Арханг. о-во краеведения. Архангельск, 1924.- С.74-80;
Сказки.- Архангельск, 1938;
Сказки.- Архангельск, 1949;
Сказки.- М., 1957;
Сказки /Предисл. Ш. Галимова.- Архангельск, 1977;
Сказки / Сост., авт. вступ. ст. и примеч. А.А. Горелов.- М., 1978;
Сказки. Очерки. Письма / Сост., авт. вступ. ст. и коммент. И.Б. Пономарева.- Архангельск, 1985.- (Рус. Север);
Не любо - не слушай: сказки.- Калининград, 2004.

Русские советские писатели-прозаики: биобиблиогр. указ.- Л., 1964.- Т.3.- С.600-606;
Сахарный Н.Л. Степан Григорьевич Писахов: биогр. очерк.- Архангельск, 1959;
Пономарев Б. С. Буйство писаховской фантазии //Он же. Литературный Архангельск.- Архангельск, 1982.- С.55-61;
Галимов Ш. Волшебник слова //Беломорье.- М., 1984.- С. 404-414;
Галимова Е.Ш. Сказочная традиция в литературе Севера: (Сказка в творчестве Б. Шергина и С. Писахова) //История и культура Архангельского Севера в годы Советской власти: межвуз. сб. науч. тр.- Вологда, 1985.- С. 155-165;
Дюжев Ю. "Земное и небесное" Степана Писахова //Север.- 2000.- №12.- С. 117-132;
Мельницкая Л. Причудливые узоры судьбы // Правда Севера.- 2004.- 4 нояб.;
Пономарева И.Б. Главы из жизни Степана Писахова /сост., авт. предисл. и примеч. Л.И. Левин.- Архангельск, 2005.

Детские годы

Отец Степана Год Пейсах, мещанин Шкловского общества Могилёвской губернии, принял православие и стал Григорием Михайловичем Пейсаховым. Отчество Михайлович он получил от крёстного отца - архангельского мещанина Михаила Прохорова. Здесь он женился, записался в купеческую гильдию. Ирина Ивановна, мать Писахова, была дочерью писаря конторы над Архангельским портом Ивана Романовича Милюкова и его жены Хионии Васильевны. Хиония Васильевна была староверкой, «строга и правильна в вере». Брат бабушки, дед Леонтий, был профессиональным сказочником-рассказчиком.

В фонде архангельской духовной консистории в метрической книге Рождественской церкви Архангельска на 1879 год написано: «13 окт. 1879 г. у мещанина Григория Михайловича Пейсахова и законной его жены Ирины Ивановны родился сын Стефан». Крестили Степана Писахова в Рождественской церкви, что стояла неподалеку от перекрестка Троицкого проспекта и улицы Поморской.

Согласно материалам Первой Всероссийской переписи населения 1897 года, в семье 49-летнего купца были жена Ирина Ивановна, 45 лет, сын Степан 17 лет и дочери Таисья, Серафима и Евпраксинья, соответственно 18, 13 и 11 лет (старший сын, Павел, в переписи не указывался: к тому времени он сбежал в Америку). Своё основное занятие купец определил как «Золотых и серебряных дел мастерство», а побочное - «торговля разными хозяйственными принадлежностями». Это означало, что Григорий Михайлович имел ювелирную мастерскую и небольшой магазин. В семье купца работали три человека прислуги: экономка, кучер и кухарка. Кроме того, Григорий Писахов содержал подмастерье и одного ученика.

Душа художника и сказочника Степана Писахова формировалась под влиянием двух противоположных стихий: материнской старообрядческой веры и отцовской жаждой практического устроения на земле. Рос мальчик в атмосфере староверческих правил жизни. Знакомство с песнями, псалмами и духовными стихами, народной поэзией давало уму особое направление. Не удивительно, что герой Писахова может передвигать реки, ловить ветер. О причастности своей к «роду староверскому» Писахов никогда не забывал и в знак уважения к религиозным воззрениям своих предков написал с натуры этюд, а затем картину «Место сожжения протопопа Аввакума в Пустозёрске».

Отец пытался приучить мальчика к ювелирным и гравёрным делам. Когда вслед за старшим братом Павлом, художником-самоучкой, Степан потянулся к живописи, это не понравилось отцу, который внушал сыну: «Будь сапожником, доктором, учителем, будь человеком нужным, а без художника люди проживут». «Чтение преследовалось», - вспоминал Писахов. Тайком забирался под кровать с любимой книгой и там читал. Огромное впечатление произвела книга Сервантеса «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский». Она подогревала желание Писахова убежать из-под опеки отца.

Самостоятельная жизнь

В гимназию Писахов не попал (по возрасту), окончил всего лишь городское училище и то с запозданием. Бегство и странничество виделось ему единственным выходом из тисков домашней жизни, и после окончания городского училища в 1899 году он устремляется вначале на Соловки, потом поступил на лесозавод рубщиком («заработал за лето 50 руб.»). Потом - Казань, попытка поступить в художественную школу. Попытка оказалась неудачной, в 1902 г. он уезжает в Петербург и поступает в художественное училище барона Штиглица (училище технического рисования и прикладного искусства). Наиболее способные ученики могли получить дополнительную подготовку по станковой живописи и ваянию. Преподаватели высоко оценили дарование Писахова, и он несколько лет занимался живописью под руководством академика Александра Новоскольцева.

Отец, смирившись с желанием сына выучиться на художника, деньги из Архангельска посылал, но немного, всего десять рублей в месяц. На получаемые из дома ежемесячные 10 рублей Писахов на протяжении 3-х лет влачит полуголодное существование, овладевая в училище профессией учителя рисования и художника-прикладника, а на занятиях в частных школах - живописью. О трудностях, которые он пережил в Петербурге, можно судить по названию воспоминаний, которые не завершил: «Ненаписанная книга. Голодная Академия». Но Писахов не унывал: много читал, ходил в музеи и театр.

Революционные события 1905 года не миновали и Писахова. За речь, произнесенную им против самодержавия, Писахов, не закончивший курс обучения, из училища был исключён. Ему было запрещено учиться в России, а на учёбу за границей были нужны деньги. Не имея на руках диплома о праве занятия учительской должности (аттестат был выдан в 1936 году), лишённый всяческих источников существования, Писахов готов признать ошибочным свой выбор пути художника.

Путешествия. Поиски

Он обращается к поиску «Божией правды», сначала у святынь Новгорода, а позднее, летом 1905 года - на арктическом Севере («мир только что создан»). Новая Земля, становище Малые Кармакулы. Не расставался с мольбертом. С сочувствием отнёсся к ненцам - добрым, наивным и бесхитростным обитателям Новой Земли. Писателя поразили их сказки про людей, «которые только любят и не знают ни вражды и ни злобы… Если они перестают любить, сейчас же умирают. А когда они любят, они могут творить чудеса». Один полярный исследователь написал: «Кто побывал в Арктике, тот становится подобен стрелке компаса - всегда поворачивается на Север». Только на Новую Землю Писахов плавал не менее 10 раз, последний в 1946 году. Поиск божественной «солнечной теплоты», которая могла бы возродить в человеке духовную природу, Писахов начинает в Арктике и продолжает осенью того же 1905 года в странах средиземноморья, куда попадает с толпой паломников. «Там, думал, увижу самое прекрасное на земле!» Осенью 1905 года попал в Иерусалим, остался без гроша. Был писарем у архиерея в Вифлееме. Получил разрешение у турецких властей - на право рисовать во всех городах Турции и Сирии. Потом Египет.

Писахов был аскетически неприхотлив и верил в людей. В трудную минуту - выручали. На пароходе от ледяного ветра его укрыл буркой старый болгарин, в Александрии ограбили - русский эмигрант накормил, дал в долг. Почти целую зиму (1909-1910) занимался в Свободной академии художеств в Париже. Однако, проповедовавшееся в ней пренебрежение к реалистичному изображению жизни противоречило его мировоззрению. В Риме выставил свои работы, они потрясли зрителей серебряным сиянием («север даёт»). Вернулся домой в Архангельск. «Как будто глаза прополоскались! Где деревья, красивее наших берёз? … А летние ночи, полные света без теней - это так громадно по красоте…».

Три зимы после путешествия на юг 1907-1909 годов Писахов провёл в Петербурге в мастерской художника Якова Гольдблата. Популярный в те годы модернизм почти не повлиял на Писахова (весьма скромная дань: «Сны» и «Церковь, путь к которой потерян»). Летом - Карское море, Печора, Пинега и Белое море. Из поездок по Пинеге и Печоре привез 2 цикла: «Северный лес» и «Старые избы». «Старые избы» - небольшая часть огромной работы, проделанной Писаховым для увековечения памятников северной архитектуры. Всё в сумрачных серо-коричневых тонах. К ним присоединяются и обширные этнографические зарисовки.

Самыми памятными поездками Писахов считал плавание в 1906 года по Карскому морю на корабле «Св. Фока», участие в 1914 года в поисках Георгия Седова, исследование земли саамов, присутствие при основании первых станций радиотелеграфа на Югорском Шаре, Маре-Сале и острове Вайгач. Всё увиденное запечатлел в пейзажах, которые выставлялись в Архангельске, Петербурге, Москве, Берлине, Риме. Очень любил бывать на Кий-острове. В его картинах беломорского цикла - ощущение бесконечности мироздания. Природа раскрывается перед человеком, сливается с его существом. Картины просты по сюжету: камни, берег моря, сосны. Особый свет: серебристый зимой и золотисто-жемчужный летом. Удивляет умение показать бесчисленное множество оттенков белого.

Первые выставки. Признание

В 1910 году в Архангельске проходила выставка «Русский Север». Писахов принял самое активное участие в организации её художественного отдела и выставил более двухсот своих картин. 60 работ Писахова были представлены на Царскосельской юбилейной выставке 1911 года, посвященной 200-летию Царского Села. В 1912 году за участие в выставке «Север в картинках» в Петербурге он получил Большую серебряную медаль. Его картины экспонируются на «Выставке трёх» (Якова Бельзена, Степана Писахова, Иеронима Ясинского) в Петербурге в 1914 году. Художник был тогда в расцвете своих творческих сил. Возможно, на одной из этих выставок и произошел его разговор с Ильёй Репиным, о котором он упоминает в письме искусствоведу Михаилу Бабенчикову (1956 г.): «На выставке Илья Ефимович (Репин) хорошо отнёсся к моим работам. Ему особенно понравилась „Сосна, пережившая бури“ [утеряна]. Илья Ефимович уговаривал сделать большое полотно. Я бормотал что-то о размерах комнаты. „Знаю: холст на стене над кроватью, краски на кровати и до стены два шага. Ко мне в Пенаты. И места будет довольно, и краски можете не привозить“. Товарищи поздравляли, зависти не скрывали. А я … не поехал, боялся, что от смущения не будет силы работать». Скорее всего это было в Царском Селе, когда Репин работал над картиной «А. С. Пушкин на акте в лицее 8 января 1815 года».

Писахов в годы первой мировой и гражданской войн и интервенции

Первая мировая война прервала художественную деятельность Писахова. В 1915 году он был призван в армию, служил ратником ополчения в Финляндии, а в 1916 году был переведен в Кронштадт. Здесь его застала февральская революция. С первых дней работал в Кронштадтском Совете рабочих и солдатских депутатов, оформлял первомайскую демонстрацию (1917 год).

После демобилизации в 1918 году вернулся в Архангельск. Писахов берётся за перо. Впервые записывать свои рассказы Писахов стал ещё до революции по совету Иеронима Ясинского - писателя, журналиста, известного как редактор журналов «Беседа» и «Новое слово». Тогда эта попытка закончилась неудачей. Теперь Писахов решил попробовать свои силы в жанре очерков («Самоедская сказка» и «Сон в Новгороде»), где воссоздаёт портреты современников. Оба эти очерка были опубликованы в архангельской газете «Северное утро», которая издавалась поэтом-суриковцем и журналистом Максимом Леоновым. В мае 1918 года последовал арест М. Л. Леонова и закрытие газеты.

А 2 августа в Архангельск вошли интервенты. В числе народа, стоявшего на парадной пристани Архангельского порта, был и Степан Писахов.

В ночь на 19 февраля 1920 года в Архангельск вступили части Красной Армии. Леонид Леонов сразу же покинул Архангельск, перебрался на юг России; Бориса Шергина пригласили в Москву в Институт детского чтения; Писахов же не в силах был покинуть родной дом и любимый Север.

1920-1940-е годы

Начиная с весны 1920 года, сразу после изгнания белых, в Архангельске приступили к муниципализации домов, владельцами которых были лица, сотрудничавшие с прежним режимом или просто считавшиеся богатыми. Домовладельцам разрешалось оставить в личном пользовании лишь один дом из числа ранее имевшихся. Во владении Писаховых после смерти главы семейства, купца Григория Михайловича, находилось два дома: первый - на Троицком проспекте, второй - на Поморской улице. Первый дом сразу же перешёл в собственность города, а владельцами второго оставались Степан Григорьевич и Серафима Григорьевна. В 1921 году к ним без согласия хозяев подселили квартирантов, к тому же Писаховых не устраивал установленный горсоветом крайне низкий размер платы за наём.

В 1920-м, после окончательного установления в Архангельске советской власти, Писахов начинает активно работать. В 1920-1921 годах он подготовил 5 своих выставок. Губисполком поручает ему приведение в порядок музеев Архангельска. По заданию московского Музея Революции делает зарисовки мест боёв с интервентами на Севере, а для Русского музея - зарисовки памятников архитектуры на Мезени и Пинеге. Осенью 1920 года участвует в комплексной экспедиции в Большеземельскую тундру. В 1923 году Писахов ведёт сбор материалов для этнографической экспозиции Севера на первой Всесоюзной сельскохозяйственной и кустарно-промысловой выставке в Москве.

В 1927 году его картина «Памятник жертвам интервенции на о. Иоканьга» занимала центральное место на всесоюзной выставке «10 лет Октября», за неё он был премирован персональной выставкой, состоявшейся через год в Москве. Две его картины были приобретены ВЦИКом и помещены в кабинете Михаила Калинина.

Но повседневная жизнь Писахова по-прежнему остаётся неустроенной. Денег не хватало. Писахов берётся за преподавание живописи, которое многие годы было для него основным источником дохода.

В 1939 году Писахова приняли в Союз советских писателей.

Годы войны Писахов провёл в Архангельске, разделяя со своими земляками все невзгоды тыловой жизни. Часто вместе с другими литераторами был желанным гостем в госпиталях. Из письма А. И. Вьюркову - московскому писателю, постоянному корреспонденту С. Г. Писахова в 1940-е годы: «Время не ждёт, стукнуло 65. Была собрана юбилейная комиссия. Надо было подписать отношение в Москву для утверждения о разрешении юбилея. … Кому надо было подписать… - отменил. Просто запретил! И всё. Даже учительской пенсии нет, даже возрастной нет. Живу перевёртываюсь… Порой хочется жить. Хочется дождаться конца погани - фашистов. На мне одежда расползается. Пальто донашиваю отцовское!… А я ещё тяну, все ещё как-то нахожу возможность оплатить обед, штопать одежду, утешаюсь мыслями: вычеркнуть юбилей смогли - вычеркнуть меня из существования могут. Вычеркнуть мои работы - картины, сказки… Врут-с! Не вычеркнуть!»

Последние годы жизни

В последние годы своей жизни Писахов не любил говорить о возрасте: «Я привык быть под „стеклянным колпаком“. Это удобно: в гололедицу поддерживают, в трамвай подсаживают. На вопрос, который год, - говорю: в субботу будет 500!» (Из письма прозаику Александру Зуеву от 2 сентября 1959 г.).

За несколько дней до своего 70-летнего юбилея Писахов получил предложение от музея Арктического института продать записи, черновики, зарисовки, а также все картины, которые он хранил у себя дома. «Очень похоже это предложение на похоронную. Взялся за перо, переписал часть начатого, взял кисти - слушаются… Ещё „надежды питают“. Авось, и повернётся хорошее ко мне».

80-летие со дня рождения широко отмечают в Архангельске. Центральные и местные издания публикуют статьи о «северном волшебнике слова».

Полушутя-полусерьёзно Степан Григорьевич не раз говорил, что собирается отметить не только свой вековой юбилей, но и непременно дожить до 2000 года. Об этом он написал последнюю свою сказку. Майским днём 1960 года его не стало. Похоронен на Ильинском кладбище Архангельска.

Архангельский край – это обширные холодные равнины, которые омываются реками Онегой и Северной Двиной и водами Белого (Студёного, как его называли раньше) моря. Это север России.

Жителей этого сурового края называли поморами. Занимались они рыбным и зверобойным промыслом, земледелием и скотоводством. В Белом море ловили поморы треску, сёмгу, палтуса и сельдь, а в реках – сига, налима и щуку. Неудивительно, что действие поморских сказок почти всегда связано с морем.

Один из самых известных сказочников Архангельского края – Степан Григорьевич Писахов. Посмотри на его портрет. Он был похож на сказочного персонажа, старичка-боровичка, будто вышедшего на городскую улицу из леса. Из его сказок ты узнаешь, как жили архангельские крестьяне, как ходили в море, ловили рыбу, катались на льдинах, сушили северное сияние, как медведи торговали на ярмарках молоком, а пингвины приезжали на заработки и ходили по улицам с шарманкой.

А если ты захочешь проверить, что правда, а что выдумка, поезжай в старинный город Архангельск – столицу края, поброди по улицам, посети музей сказочника, не забудь заехать в Малые Корелы – музей под открытым небом, где собраны старинные дома, колокольни, церкви со всего края. Обязательно попробуй местное лакомство – козули, похожее на пряник. А на память привези из путешествия необычные глиняные игрушки, которые испокон веков делают в старинном городе Каргополь.

Может быть, речь героев этих сказок покажется тебе непривычной, но именно так говорили жители края раньше. И мы бережно сохранили эту особенность в тексте.

Сочинять и рассказывать сказки я начал давно, записывал редко.

Мои деды и бабка со стороны матери родом из Пинежского района. Мой дед был сказочник. Звали его сказочник Леонтий. Записывать сказки деда Леонтия никому в голову не приходило. Говорили о нём: большой выдумщик был, рассказывал всё к слову, всё к месту. На промысел деда Леонтия брали сказочником.

В плохую погоду набивались в промысловую избушку. В тесноте да в темноте: светила коптилка в плошке с звериным салом. Книг с собой не брали. Про радио и знати не было. Начинает сказочник сказку длинную или бывальщину с небывальщиной заведёт. Говорит долго, остановится, спросит:

– Други-товарищи, спите ли?

– Нет, ещё не спим, сказывай.

Сказочник дальше плетёт сказку. Коли никто голоса не подаст, сказочник мог спать. Сказочник получал два пая: один за промысел, другой за сказки. Я не застал деда Леонтия и не слыхал его сказок. С детства я был среди богатого северного словотворчества. В работе над сказками память восстанавливает отдельные фразы, поговорки, слова. Например:

– Какой ты горячий, тебя тронуть – руки обожжёшь. Девица, гостья из Пинеги, рассказывала о своём житье:

– Утресь маменька меня будит, а я сплю-тороплюсь!

При встрече старуха спросила:

– Што тебя давно не видно, ни в сноп, ни в горсть?

Спрашивали меня, откуда беру темы для сказок? Ответ прост: ведь рифмы запросто со мной живут, две придут сами, третью приведут.

Сказки пишу часто с натуры, почти с натуры. Многое помнится и многое просится в сказку. Долго перечислять, что дало ту или иную сказку. Скажу к примеру. Один заезжий спросил, с какого года я живу в Архангельске. Секрет не велик. Я сказал:

– С 1879 года.

– Скажите, сколько домов было раньше в Архангельске?

Что-то небрежно-снисходительное было в тоне, в вопросе. Я в тон заезжему дал ответ:

– Раньше стоял один столб, на столбе доска с надписью: «Архангельск». Народ ютился кругом столба. Домов не было, о них и не знали. Одни хвойными ветками прикрывались, другие в снег зарывались, зимой в звериные шкуры завёртывались. У меня был медведь. Утром я вытряхивал медведя из шкуры, сам залезал в шкуру. Тепло ходить в медвежьей шкуре, и мороз – дело постороннее. На ночь шкуру медведю отдавал…

Можно было сказку сплести. А заезжий готов верить. Он попал в «дикий север». Ему хотелось полярных впечатлений.

Оставил я заезжего додумывать: каким был город без домов.

С Сеней Малиной я познакомился в 1928 году. Жил Малина в деревне Уйме, в 18 километрах от города. Это была единственная встреча. Старик рассказывал о своём тяжёлом детстве. На прощанье рассказал, как он с дедом «на корабле через Карпаты ездил» и «как собака Розка волков ловила». Умер Малина, кажется, в том же 1928 году. Чтя память безвестных северных сказителей – моих сородичей и земляков, – я свои сказки веду от имени Сени Малины.

Не любо – не слушай…

Про наш Архангельской край столько всякой неправды да напраслины говорят, что я придумал сказать всё как есть у нас.

Всю сушшую правду. Что ни скажу, всё – правда.

Кругом все свои – земляки, соврать не дадут.

К примеру, Двина – в узком месте тридцать пять вёрст , а в широком – шире моря. А ездим по ней на льдинах вечных. У нас и леденики есть. Таки люди, которы ледяным промыслом живут. Льдины с моря гонят да давают в прокат, кому желательно.

Запасливы стары старухи в вечных льдинах проруби делали. Сколь годов держится прорубь!

Весной, чтобы занапрасно льдина с прорубью не таяла, её на погребицу затаскивали – квас, пиво студили.

В стары годы девкам в придано давали перьвым делом – вечну льдину, вторым делом – лисью шубу, чтобы было на чём да в чём за реку в гости ездить.

Летом к нам много народа приезжат. Вот придут к леденику да торговаться учнут, чтобы дал льдину полутче, а взял по три копейки с человека, а трамвай пятнадцать копеек.

Ну, леденик ничего, для виду согласен. Подсунет дохлу льдину – стару, иглисту, чуть живу (льдины хошь и вечны, да и им век приходит).

Ну, приезжи от берега отъедут вёрст с десяток, тоже как путевы, песню заведут, а робята уж караулят (на то дельны, не первоучебны). Крепкой льдиной толконут, стара-то и сыпаться начнёт. Приезжи завизжат: «Ой, тонем, ой, спасайте!»

Ну, робята сейчас подъедут на крепких льдинах, обступят.

– По целковому с рыла, а то вон и медведь плывёт, да и моржей напустим!

А мишки с моржами, вроде как на жалованье али на по-деншшине, – своё дело знают. Уж и плывут. Ну, приезжи с перепугу платят по целковому. Впредь не торгуйся.

А мы сами-то хорошей компанией наймём льдину, сначала пешней попробуем, сколько ей годов узнам. Коли больше ста – и не возьмём. Коли сотни нет – значит, молода и гожа. Парус для скорости поставим. А от солнца зонтики растопырим да вертим кругом, чтобы не загореть. У нас летом солнце-то не закатывается: ему на одном-то месте стоять скучно, ну, оно и крутит по небу. В сутки разов пятьдесят обернётся, а коли погода хороша да поветерь, то и семьдесят. Ну, коли дождь да мокресть, дак отдыхат, стоит.